В Якутию

Жизнь обитателей мамской тайги опять потекла своим чередом. Не слышно говора людей, лая собаки, визга соболей. Отлов закончен. От десяти соболей, которых отловили здесь охотники, остались лишь огрубевшие следы, припорошенные снегом. Кое-где по ключам и распадкам все еще пробегает широкая лыжня. Возле огромной, наполовину сломанной лиственницы снег сильно примят. Здесь охотники полдня выживали из дупла упрямую соболюшку. Выход из дупла был один, и ставить сетчатый обмет в таких случаях - пустая трата времени. Тимофей Ферапонтович приладил к отверстию дупла мешок, а Коля стал стучать по толстому дереву. Но не тут-то было. В дупле сидел "упрямый и своенравный зверек, который никак не желал вылезать наружу.

Предложение Тимофея Ферапонтовича применить дедовский способ - выкурить соболюшку дымом - было отвергнуто охоттехником: зверек мог погибнуть. И тогда Тимофей Ферапонтович подошел к дереву вплотную, а Коля, сняв рукавицы, взобрался к нему на плечи, сунул руку в дупло по самое плечо - прямо к урчащей, злой мордочке. Через секунду острые зубы вцепились в указательный палец парня. Тогда Коля большим пальцем крепко прижал верхнюю челюсть зверюшки.

- Есть, готово! - крикнул Коля. Так на прокушенном пальце из дупла была выужена упрямая соболюшка.

Одного соболя охотникам пришлось вылавливать... удилищем. Зверек забрался в расщелину скалы. Как быть? Тимофей Ферапонтович срезал длинный, гибкий прут, расщепил его на конце и стал шарить в норе под камнем, где сидел соболь. Когда конец прута касался зверька, тот начинал урчать. Тонкий, крепкий волос соболя попадал в расщеп, накручивался на прут, и старик вытащил соболя. Иногда на поимку одного соболя уходило два дня, но бывали и удачи: три-четыре соболя в день.

Но вот наконец все трудности позади. Коля и Тимофей Ферапонтович на пути к Лене. В звонкой лесной тишине далеко разносятся скрип полозьев да сухое пощелкивание оленьих копыт. Четыре пары оленей, запряженных в высокие нарты, разбивая молодой наст, медленно бредут по снегу. На нартах крепко приторочены клетки с соболями. Сухой мох и ветошь хорошо защищают зверьков от холода. Иначе нельзя: без движения соболи могут простудиться. От малейшего толчка Белогрудый вздрагивал всем телом. Чутье и слух зверя подсказывали: рядом его сородичи. В клетках звери ели мало, зато охотно грызли комочки снега, заменявшие им воду.

Три дня олений обоз продвигался в густом безмолвном лесу. Наконец выбрались на простор реки. Сразу стало ветрено и холодно. Увидев самолет, олени отпрянули было в сторону, властная рука каюра направила их к стальной птице.

- Вовремя подоспели! - улыбнулся пилот, подойдя к обозу.
- А с Темной речки привезли соболей? - соскакивая с нарт, озабоченно спросил Коля.
- Они со вчерашнего дня здесь.
Коля заторопился в село, чтобы отправить в Якутск телеграмму-молнию: "Отловлено тридцать, больных нет".

В тот же день соболей погрузили в самолет. Пропеллеры загудели, Машина, пробежав по льду, стала набирать высоту. Зверей сопровождал Коля. А Тимофей Ферапонтович, держа на поводу оленей, еще долго глядел туда, где в бесконечных просторах неба растаяла точка самолета. Путь к новому месту жительства соболей, путь в Якутию, начался. 

Побег

В мощном рокоте моторов изредка слышалось тонкое повизгивание соболей. А то вдруг все сразу начинали издавать звуки, напоминавшие ворчание рассерженных кошек. Некоторые зверьки забрались в мох, другие быстро-быстро сгребали его носом и лапами в одну сторону ящика, третьи усердно грызли деревянные части дверок или дергали зубами сетку. Два соболя до крови расцарапали себе мордочки.

- Тише, зверюшки, зачем зря калечитесь, скоро будете на новом месте,- говорил Коля, озабоченно глядя на своих питомцев. Белогрудый уже немного привык к звукам человеческого голоса и смотрел теперь на Колю с любопытством. Он не испытывал дорожного беспокойства и все время лежал, уткнувшись головой в пушистый хвост. Однако непривычный шум моторов все же и его поднял на ноги. Белогрудый втянул ноздрями пахнувший бензином воздух и, рванувшись вперед, ударился плечом о дверку.
 Усилия его оказались не напрасными. Еще толчок - и деревянная задвижка, скрипнув, отлетела прочь. Зверек выбрался из клетки и притаился за грудой багажа и ящиков с соболями, прячась от человека. Скоро самолет сильно качнуло; он коснулся лыжами заснеженной земли. Оглушительный шум моторов затих.

Где-то звякнул железный засов, и в машину ворвался свежий воздух. Ящики над Белогрудым стали раздвигать. В несколько прыжков Белогрудый очутился на плотно укатанном снегу.
- Лови, лови! - послышались крики. Но где там! Белогрудого и след простыл.

Он сперва бежал по хорошо накатанному тракту, который привел его к каким-то постройкам. Кругом царила утренняя тишина, но вот раздался лай собаки, и соболь, свернув с дороги, прыгнул на дощатую изгородь. От двора к двору, от забора к забору, легко преодолевая препятствия, зверек бежал туда, где виднелась невысокая цепь лесистых гор. Ощущение свободы жгучей радостью наполнило все существо Белогрудого. Достигнув леса, он громко залаял, прислушиваясь к своему голосу. Соболь почувствовал себя как дома, но продолжал бежать весь день.

Лишь поздно вечером он прилег у ольховника и долго лежал, глотая снег. При этом он ^зябко подрагивал кончиками пышных волос и косил от усталости и голода глаза на далекие мигающие звезды. Лунный свет залил поляну, холодно и тревожно поблескивал на снегу. Донесся раскатистый рев самца-косули, протяжный вой волка.

Первые ночные часы на новом месте беглецу было неуютно. Белогрудый тревожно нюхал воздух, при малейшем шорохе то сердито, то жалобно ворчал, а зеленые глаза так и бегали по сторонам. Чужая тайга показалась ему злой мачехой. Желудок требовал пищи и погнал Белогрудого на промысел. Чаща и сугробы снега, сохранившиеся еще в теневых местах, корошо скрывали его.

Высоко поднялась луна, ярче засветили звезды. Наступила глухая ночь. На голубоватую от лунного света лужайку выскочил на кормежку заяц. Тряхнув ушами, он замер березовым столбиком. Черные глаза со страхом осматривают окрестность, уши прядут. Они ловят шорохи ночи. На краю лужайки дыбится сучьями поваленная ветром осина. Вкусна ее горьковатая кора, сочны ветки.. Ныряющими прыжками заяц направился к ней. Еще прыжок, еще один, и заяц присел, поводя ушами-ложками. Треснула от холода лиственница, оборвалось заячье сердце, дрогнули, засеменили ноги. Миг - и быстрой тенью соболь упал на зайца. Косой заметался, по-детски заверещал, нарушая ночную тишь. В смертельном испуге он метался по поляне, падал на спину, пытаясь сбросить с себя страшного еедока. Но тот словно прирос к заячьей шее.
Белогрудый все сильнее стискивал челюсти, и вот он почувствовал вкус теплой крови, устало замер. И только через некоторое время послышалось чмоканье и хищное поуркивание соболя. Насытившись, Белогрудый долго катался по снегу, терся грудкой, очищая липкую кровь со своей красивой шубки. 

Путь к человеку

Прежде чем пуститься в длинный путь, Белогрудый, словно для разминки, попрыгал на одном месте, пружиня отвыкшие от ходьбы ноги. После удачной охоты на зайца Белогрудый двое суток нз мог ничего добыть. Тетерева и куропатки, что-то бормоча, днем отсиживались на деревьях, а на ночь там же устраивались на своих насестах. Это не то что зимой, когда мороз вынуждал их забираться под снег и добывать птиц было куда легче.

Сколько Белогрудый ни бегал, он нигде не встречал следов своих сородичей. Соболь почувствовал себя осиротевшим в этом большом незнакомом ему мире. Да и лес тут был какой-то реденький, низкий. Белогрудый встречал много следов других зверей: лося, оленя, росомахи, волка.

Соболь пошел по следу лисицы, который привел его к поляне, окруженной со всех сторон высокими елями. Снег был плотно прибит и окрашен кровью. На поляне валялись голова, крылья и внутренности ворона. Белогрудый понял: надо быть в этом лесу осторожным, он здесь не один хищник. Соболь часто встречал следы, очень похожие на его собственные. Один из них оказался совсем свежим, и Белогрудый пустился по нему. Пробежав немного, он увидел нору, из которой слышалось злое шипение. Там сидел кровожадный хищник-колонок. Колонок и соболь враги. Они питаются одними и теми же кормами. Может быть, одинаковые вкусы и вызывают у них вражду, и эти разные звери никак не могут ужиться на одном участке. Колонков здесь было куда больше, чем на родине Белогрудого.

Неизвестность пугала Белогрудого. Он уже начал привыкать к клетке, жить на всем готовом. Сейчас в нем шла борьба: остаться ему в лесу или вернуться к человеку, возле которого сытно и совсем безопасно.

Как-то раз, когда Белогрудого мучил неумолимый голод, он внезапно почувствовал запах жареного мяса, точно такого же, каким иногда кормили его в пути люди. Запах привел его к дверям избушки. Белогрудый заглянул в окно, обежал зимовье и, не найдя лазейки, взобрался на крышу. Здесь он влез в широкое отверстие трубы, дышавшей теплом, и плюхнулся в горячую золу. Фыркнув, соболь отряхнулся. В избушке было тихо и тепло. Ее хозяин - лесоруб спал крепким сном. Белогрудый сразу почуял человека и прижался к полу, но голод оказался сильнее страха. Вскочив на стол, соболь подобрал хлебные крошки.

Загремела сорвавшаяся с полки кастрюля. Человек вскочил и, отыскав спички, потянулся к свече. В дальнем углу, под нарами, он увидел пару мерцающих глаз. Зверек смотрел на человека с опаской, но доверчиво. Он лежал неподвижно. Но каждый нерв его был напряжен, сердце билось часто и сильно. Белогрудый не отрывал глаз от человека, пока тот прилаживал к палке мешок. Лесоруб осторожно сзади завел свой сачок и ловко накрыл им Белогрудого. Как только соболь попал в мешок, он стал отчаянно кусать и царапать его.

Лесоруб завязал мешок, положил его на пол и задумался. Что за зверь? Ни колонок, ни кошка. Соболь? Но откуда он мог попасть в эти места? Ведь соболи здесь не водятся. Как же с ним поступить? Тюкнуть по башке или принести в сельпо живым? Долго думал лесоруб и все же решил пока оставить зверька в живых. Уж очень он ему понравился. Не зверь, а картинка.
Утром лесоруб пошел в село. За плечами в мешке он нес Белогрудого. Соболю было душно. Он начал царапаться, кусаться, яростно урчать и фыркать. Лесорубу пришлось голову соболя высунуть из мешка, плотно обхватив его краями шею зверя. Но и это оказалось не лучше. Выбрав подходящий момент, Белогрудый куснул человека зубами за спину. От неожиданности лесоруб выронил из рук мешок.

- Если еще цапнешь, я тебя так стукну об лесину, и ноги протянешь,- сердито произнес он. Потом уже с большими предосторожностями снова закинул мешок за спину. К вечеру лесоруб увидел таежный тракт, а чуть в стороне - селение и облегченно вздохнул.